– Мне страшновато, – говорю я. – Пошли отсюда.
Вот сюда, говорит Сьюзен, и я иду за ней туда, куда она скажет. Это на самом деле даже не направление, не земное место, а просто состояние души. Это успокоительная тень чувства, комбинация умиротворенного созерцания и ностальгии. Это даже больше, чем состояние души – это почти запах. Я говорю Сьюзен, что я хотел бы что-нибудь увидеть или почувствовать на запах… если она может для меня это сделать, то пусть поможет мне. Конечно, помогу, говорит она… и мы оказываемся в ином мире, тут болотисто и влажно, поэтому я отмахиваюсь от него и попадаю в другой, и третий, и четвертый, потом в пятый. Мы задерживаемся в этом очередном мире, потому что он немного похож на то место, которое я ищу, немного, несильно, потому что тут слишком тепло, поэтому я снижаю температуру примерно градусов на пять, меняю цвет неба на голубой – мне нравятся голубые небеса – и траву делаю чуть тусклее, не такого сумасшедшего, лихорадочного зеленого цвета, и деревья пусть будут чуть выше, а листьев у них – побольше, а кора пусть будет живее, не похожей на разъеденную раком кожу. Теперь я смотрю на очень приятную планету, под добрым солнцем, это очень хорошее место для старинного, почвенного разведения растительности, которое мне нравится больше всего. Люблю пахать и сеять. Поверхность плавно то расстилается равниной, то становится чуть холмистой – она не похожа на плоское блюдце, и торнадо тут не разгуляется. Вдалеке горы. Очень хорошо, если хотите время от времени поменять климат, и не придется далеко ехать. А вот под буками небольшой прекрасный деревенский домик, а тут амбар, и сараи, и курятник, и рига, и сусеки, и хлев, и прочие постройки и причиндалы. Все, что может понадобиться.
– Тебе нравится это место? – спрашивает Сьюзен.
– Да, – отвечаю я. – Да, очень.
И так оно и есть на самом деле, хотя оно не совсем похоже на нашу ферму на Вишну (потому что та планета совсем не такая благостная, как эта), но в ней соединились все составляющие, которые нужны мне для ощущения полноты жизни, мира и покоя: пространство, зелень, такая спокойная и мирная, и много, много пространства. Облака белые и пушистые, а тот, кто нарисовал их на небе, сперва сделал под них подкладку из настоящего, голубого, земного неба. Это было очень просто, очень похоже на Землю. Может быть, нам, людям, именно там и надо жить.
– Прелестная маленькая фермочка, – сказала одобрительно Сьюзен.
Шон схватил горсть черной земли и понюхал:
– Плодородная, да еще какая!
– Отлично, вот я и нашел то, что мне надо, – сказал я. – Что я нашел? Что я должен делать?
Но я знал ответ. Однако Сьюзен мне его подсказала.
– Твое тело может оставаться здесь, пока остальные части тебя могут блуждать, где тебе захочется. Неважно, что ты делаешь и где ты находишься, у тебя всегда будет ощущение того, что ты дома. Вот как сейчас: я все еще сижу в своем саду возле коттеджа у пруда, даже пусть я вместе с тобой тут.
– В этом есть смысл.
– Нет, нету, – рассмеялась Сьюзен, – вот почему это так ловко устроено. В этом вообще нет смысла. Но это очень здорово.
– Значит, вот что это такое?
– Конечно, нет. Это только начало.
Я тоже это знал. Я знал и понял в тот момент множество вещей. Это была новая форма существования. Какого именно существования, я в тот момент не знал. Ответ был частью того, что лежало на долгом пути, открывшемся мне в тот миг.
Я думал-думал над этим, и потом, когда стряхнул с себя оцепенение, я снова был на ферме. Сьюзен по-прежнему была рядом, но Шон исчез.
– Он говорит, что когда-нибудь навестит тебя, – сказала она мне. – Он велел попрощаться с тобой от его имени. Зато тут кое-кто еще.
Я уже пожимал руку Приму.
– Нам надо поговорить, – сказал он.
– Я пойду, – сказала Сьюзен.
Сьюзен и я снова обнялись. Мы разжали объятия, я посмотрел в ее вечно карие глаза и увидел, что больше мы никогда не увидимся.
– Это было замечательно, Джейк. То, что я знала тебя. Любила тебя.
– Я тебя тоже люблю.
Нам больше нечего было сказать.
– Ты не присоединишься к нам, Джейк?
Я направил все свое сознание на Прима и сказал:
– Нет.
Углы его рта приподнялись в мудрой улыбке.
– Вы поразительный индивид.
– Спасибо. Я должен вернуться.
– Конечно.
– Но все-таки вы должны мне сказать насчет кубика. Я не уверен, что все понял. Вы взяли первый кубик, тот, который я принес с Космострады?
– Да.
– Почему?
– Мы его открыли.
– И?
– Результаты неоднозначны. Неудивительно, потому что эксперимент пытался ответить на самые глубокие вопросы. А такие вещи редко получаются с однозначными решениями.
– Какой же глобальный вопрос поставил этот эксперимент?
– Может быть, это самый глобальный вопрос: вопрос вопросов. Почему вопреки НИЧЕМУ есть НЕЧТО?
Я нашел поблизости пенек – кто-то расчищал эти земли – и уселся. Я с минуту глядел на облака, потом сказал:
– Это, действительно, чертовски важно.
Прим расхаживал передо мной.
– О, сформулировать этот вопрос можно по-разному, и у него есть миллион побочных аспектов. Появилась ли вселенная спонтанно, или кто-то или что-то заставило ее возникнуть? И если так, то во что это превращает вселенную? И так далее, и тому подобное.
– Итак, – сказал я, – результаты были неоднозначны.
– Давайте скажем так, что данные еще долгое время будут порождать результаты этого эксперимента. Пока очень трудно сказать, к чему он привел.
– Ладно. Скажите мне вот что: во всем пространстве и времени неужели никто раньше не додумался провести этот эксперимент?